Групповушка с моей женушкой (Страница 3)
волосы своими грубыми руками, намотал их на кулак и засунул свой толстый хуй ей в рот — багровая головка растянула ее губы до предела, вены пульсировали, яйца болтались, касаясь ее лица, оставляя влажные следы. Наташа жмурилась, ее язык невольно скользил по стволу, она чувствовала его вкус — соленый, с привкусом пота и смазки, — и стыд боролся с нарастающим возбуждением, которое она не могла подавить. Гена пристроился сзади, плюнул себе на пальцы, смазал головку своего длинного члена — прямого, с розовой блестящей головкой, влажной от смазки, яйца — большие, гладкие — и начал проталкивать его в ее пизду. Влагалище Наташи было узким, оно сопротивлялось, и Гена крякнул, его голос был грубым: «Тесновато у тебя, Наташка, но ничего, сейчас разработаем! » Он надавил, и член с хлюпаньем вошел наполовину — Наташа вскрикнула, боль пронзила ее, пизда растянулась, губки разошлись, клитор набух еще больше, дрожа от каждого толчка. Гена плюнул еще раз, смазал ее складки, которые блестели от выделений, и засунул глубже — до самых яиц, его мошонка шлепнулась о ее промежность, оставив влажный след. Ее пизда обхватила его ствол, как перчатка, соки текли по внутренней стороне бедер, а анус сжимался от напряжения, будто пытаясь сопротивляться тому, что происходило. Они начали двигаться в такт: Ашот трахал рот, держа ее за уши, вгоняя член так, что головка упиралась в горло, яйца бились о подбородок, оставляя красные пятна; Гена долбил пизду, шлепая яйцами о ее клитор, его длинный хуй входил и выходил, растягивая губки, которые покраснели от трения, соки хлюпали, оставляя мокрые пятна на простыне. Наташа стонала, мычала с хуем во рту, ее сиськи болтались, соски терлись о простыню, становясь еще тверже, темно-розовыми, а стыд постепенно уступал место странному удовольствию — тепло внизу живота росло, клитор пульсировал, и я видел, как ее тело начинает поддаваться, как она невольно подмахивает, хотя слезы все еще текут по щекам.
Жак вдруг крикнул: «Секунду, мальчики, затвор заел! » — и начал возиться с камерой, его толстые пальцы неуклюже крутили настройки. Ашот и Гена не остановились — наоборот, увеличили темп, будто почуяв свободу. Ашот наматывал волосы Наташи на кулак, вгонял член по самые гланды, и я видел, как ее горло выпирает от головки, как слюна течет по подбородку, капая на сиськи, оставляя блестящие дорожки. Гена держал ее за жопу, раздвигая ягодицы своими грубыми лапами, и засаживал так, что яйца звонко бились о ее пизду, его длинный хуй блестел от ее соков, клитор дрожал от каждого удара, анус сжимался и разжимался, будто дышал в такт. Наташа пыталась вырваться, мычала: «Мммф! Мммф! » — ее голос был заглушен членом, но вдруг ее тело обмякло — она подалась навстречу, попка начала подмахивать, стыд растворялся в наслаждении, которое она не могла остановить. Я выскочил из комнатки, вбежал в зал, чувствуя, как кровь стучит в висках: «Что за хрень? Вы обещали только фото, а они ее трахают в наглую! » Мой голос сорвался на крик, я сжал кулаки, готовый броситься на них, но Жак поднял руку, его голос был спокойным, почти ласковым: «Успокойтесь, все нормально. Мальчики не железные, ничего с вашей Наташенькой не будет. Сядьте и налейте коньячку». Я плюхнулся на стул, ноги подкосились, рядом на тумбочке стояла бутылка коньяка, мутного, с отклеившейся этикеткой, я налил рюмку и выпил залпом, чувствуя, как алкоголь обжигает горло, но не снимает напряжения. Жак скомандовал: «Так, мальчики, засаживаем на всю длину и замираем». Ашот и Гена вдавили свои члены до упора — Ашот в рот, Гена в пизду, — Наташа замерла, глядя на меня жалобно, с хуем во рту, глаза полные слез, но в них уже мелькало что-то новое — возбуждение, которое она не могла скрыть. Жак защелкал камерой: «Хорошо, очень хорошо, какая молодец Наташенька! »
Как только Ашот вынул свой член изо рта моей любимой, Наташа пролепетала тихим, надломленным голосом: «Все, все, я больше не могу, хватит, я хочу уйти, пожалуйста, отпустите меня, я ничего не хочу». Ее слова были полны отчаяния, слезы текли по щекам, она закрыла лицо руками, ее плечи дрожали от рыданий. Жак покачал головой, его голос стал холодным: «Ну, солнышко, мы только начали. Я же вас предупреждал, у вас есть 10, 000 долларов на оплату штрафа? » Наташа всхлипнула громче, ее тело содрогалось, сиськи дрожали, соски торчали, пизда блестела от соков, которые она не могла остановить. Я смотрел на нее — голую, униженную, с растрепанными волосами и красным лицом — и думал: «Эх, Наташка, не послушалась меня, а теперь тебя ебут незнакомые мужики с твоего же согласия». У меня в горле застрял ком, я налил еще рюмку и выпил, чувствуя, как алкоголь жжет внутри, но не снимает боли за нее. Она умоляюще посмотрела на меня, ее глаза были полны слез и отчаяния, но я отвел взгляд, не в силах вынести этот немой крик о помощи — что я мог сделать, когда она сама подписала этот проклятый договор?
Жак продолжил, его голос стал жестким: «Итак, если у вас нет денег, то приступим. Мальчики, ложите девочку на спину и задирайте ноги». Парни схватили Наташу, уложили ее на спину, подняли ее длинные ноги вверх, раздвинув их так, что ее пизда раскрылась полностью — темные губки разошлись, внутренние — розовые, блестящие — обнажили вход, клитор торчал, анус сжимался. Руслан подошел, его толстый хуй — широкий, с красной головкой, вены выпирали, яйца тугие — уперся в ее пизду, он начал долбить, посторонившись, чтобы Жак снял. Наташа вскрикнула, боль пронзила ее, но тепло нарастало, ее пизда хлюпала, клитор дрожал. «Ашот, сунь ей в рот поглубже», — добавил Жак. Ашот засунул свой толстый член, головка уперлась в горло, яйца шлепали по подбородку, Наташа давилась, но начала сосать, стыд уходил, наслаждение накатывало. «Теперь, девочка моя, надо, чтобы в кадре были все трое. Поставьте ее раком и разработайте анус, а я пока покуру», — сказал Жак и вышел.
Наташу поставили раком, ее голая жопа оказалась прямо передо мной, упор она приняла на локтях, ее тело дрожало, как осиновый лист на ветру, кожа покрылась мурашками от холодного воздуха и страха. Моя жена не сопротивлялась, ее плечи поникли, глаза потухли — она поняла, что помощи ждать неоткуда, что я, сидящий в углу с рюмкой коньяка, бессилен против этого кошмара, который она сама выбрала. Мы с ней пробовали пару раз анальный секс дома, в Саратове, на нашей старой скрипучей кровати — она лежала на животе, сжимая простыню, а я осторожно пытался войти, но ей это не понравилось: она морщилась от острой боли, шептала: «Сережа, хватит, мне больно», и я отступал, не желая ее мучить. Теперь же передо мной была не та нежная Наташа, а женщина, чья попка, круглая и гладкая, как спелый персик, была выставлена на растерзание чужим рукам, и я чувствовал себя предателем, что не смог ее уберечь.
Ашот подошел к ней сзади, его смуглые, покрытые черными волосами руки грубо раздвинули ее ягодицы, обнажая тугой розовый анус, сжатый, как маленькая кнопка, с мелкими складочками, которые дрожали от напряжения. Его член — толстый, темный, с багровой головкой, уже набухшей до предела, вены выпирали, как канаты, яйца — крупные, волосатые, свисали низко — был готов к действию. «Расслабь бедра и лежи тихо, сейчас мы тебя в попу будем пробовать», — прогундосил он с акцентом, и парни заржали, их грубые голоса эхом отразились от белых стен, усиливая ощущение абсурда и дикости происходящего. Ашот взял тюбик с какой-то прозрачной мазью, выдавил ее на пальцы, и я увидел, как он смазывает свой хуй — жирный блеск покрыл багровую головку, ствол стал скользким, капли мази стекали вниз, падая на простыню. Он приставил член к ее анусу, надавил, и головка вошла неожиданно легко, растягивая тугое кольцо — Наташа вскрикнула, ее голос был полон боли и ужаса, тело дернулось, но Ашот крепко держал ее за бедра, не давая вырваться. «Вот так, Наташка, не дергайся, сейчас привыкнешь», — пробормотал он, начиная поступательные движения, его хуй входил все глубже, яйца шлепали о ее пизду, оставляя влажные следы. Я смотрел, как он грубо трахает мою Наташку в зад, и думал: «Что за чудо-мазь такая? Засадить так просто в зад женщине, которая раньше даже мне не давала этого попробовать? Надо бы узнать название». Наташа стонала, ее тело дрожало, сиськи болтались в такт толчкам, соски терлись о простыню, становясь еще тверже, а я чувствовал, как мой член в штанах напрягается, как кровь стучит в висках от смеси гнева и возбуждения, которое я ненавидел в себе.
Ашот наращивал темп, его яйца — крупные, покрытые густыми черными волосами — звонко бились о ее пизду, которая блестела от соков, стекающих по внутренней стороне бедер. Наташа всхлипывала, ее лицо было мокрым от слез, но вдруг я заметил, как ее бедра начали подрагивать не только от боли, но и от чего-то другого — она подмахивала, едва заметно, ее тело начало отвечать на грубые толчки, стыд уступал место наслаждению, которое она не могла контролировать. Тут к Ашоту подскочил Руслан, его короткий, но толстый хуй — с красной головкой, блестящей от смазки, яйца тугие, подтянутые — уже стоял колом, и он рявкнул: «Дай мне ей засадить, не жадничай! » Гена присоединился, его длинный член — прямой, с розовой головкой, яйца гладкие, как сливы — покачивался, и у Наташкиной жопы началась настоящая толкотня. «Слышь, морда нерусская, подвинься! » — кричал Гена, толкая Ашота плечом, но тот только мило улыбался, его смуглое лицо блестело от пота, и продолжал долбить зад моей супруги, его хуй входил и выходил с влажным звуком, растягивая ее анус, который теперь казался красноватым от трения.
Через минуту Ашот все же уступил, вынув член с хлюпающим звуком, оставив ее анус слегка приоткрытым, блестящим от мази и выделений. Гена тут же занял его место, его длинный хуй — гладкий, с розовой головкой, уже влажной — уперся в ее попку. Он плюнул себе на ладонь, смазал ствол и вошел одним резким движением, до самых яиц, которые шлепнули о ее пизду с громким звуком. Наташа застонала, ее голос был полон боли, но и чего-то еще — наслаждения, которое она не могла скрыть. Ее сиськи болтались из стороны в сторону, соски — темно-розовые, твердые — терлись о простыню, оставляя влажные следы от пота, а сама она тихо всхлипывала, ее мысли, наверное, метались: «Монте-Карло далеко, а меня трахают в жопу прямо сейчас». Я сидел, немного захмелевший, коньяк гудел в голове, смотрел на это со стороны, чувствуя, как мой член стоит колом, и мне было неловко от нахлынувшего возбуждения, от этого дикого желания, которое я не мог объяснить. Тем временем Руслан занял место Гены, его толстый хуй — короткий, но широкий, с багровой головкой — вошел в ее анус с хлюпающим звуком, растягивая его еще больше, яйца шлепали о пизду, оставляя красные пятна. Наташа подмахивала, ее стоны становились громче, стыд растворялся, и вдруг она кончила — первый оргазм пронзил ее, как молния, тело задрожало, пизда сжалась, анус стиснул член Руслана, она закричала, ее голос был хриплым, полным кайфа, глаза закатились, слезы смешались с потом.
«Ну как успехи, о мой радужный цветок, как мальчики хорошо поработали? » — усмехнулся он, его жирное лицо покраснело от быстрой ходьбы, берет съехал набок, сигарета дымилась в руке. Наташа посмотрела на него заплаканными глазами, ее лицо было мокрым от слез, пота и слюны, тело дрожало от усталости и унижения. «Так, хорошо, Руслан, ты так и стой, ты, Гена, встань на кровать и засунь свои яйца нашей девочке в рот, так чтобы член лежал у нее на лице», — деловито начал Жак. Гена забрался на кровать, скрипя пружинами, его длинный хуй — прямой, с розовой головкой — лег на ее лицо, яйца — большие, гладкие, чуть влажные от пота — он сунул ей в рот, Наташа давилась, но брала их, ее язык невольно лизал кожу, слюна текла по подбородку. «Хорошо, отлично, Наташенька, ты у нас молодец, теперь, Гена, ложись на кровать, сажай нашу гостью себе на член, ты, Руслан, вставляй ей в рот, а ты, Ашот, займись ее задницей», — продолжал Жак, его глаза блестели от предвкушения. Когда указания были сделаны, парни с энтузиазмом принялись за дело. Гену уложили на спину, его длинный хуй торчал вверх, как копье, яйца лежали на простыне, он схватил Наташу за бедра и посадил на себя — член вошел в ее пизду, растягивая губки, клитор терся о его лобок, она застонала, ее тело задрожало от нового толчка. Руслан встал перед ней, его толстый хуй — короткий, с красной головкой — уперся в ее губы, он грубо сунул его в рот, яйца шлепали по подбородку, Наташа давилась, слюна текла рекой. Ашот пристроился сзади, его толстый член — багровый, с выпирающими венами — вошел в ее анус, растягивая его до предела, яйца бились о пизду, усиливая ее стоны. Мою Наташку посадили, нагнули и грубо засадили, их движения были быстрыми, резкими, ее тело сотрясалось от толчков, сиськи колыхались, соски терлись о простыню. Жак сделал пару фото, но вдруг у него зазвонил телефон, и он с криком «Это личное! » вышел в коридор.
Как только дверь за Жаком хлопнула, в зале повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Наташи и скрипом кровати под весом трех мужиков, которые тут же разошлись не на шутку, словно дикие звери, почуявшие свободу. Вот так картина: еще утром Наташа стояла у плиты на теткиной кухне, в старом халате, варила мне густой черный чай, напевая что-то про любовь под шипение старого радиоприемника, улыбалась мне своей теплой, чуть сонной улыбкой, а теперь, в обед, ее голое тело — белое, дрожащее, с красными пятнами от грубых пальцев — разрывали во все дырки три здоровенных мужика прямо на моих глазах. Такое сложно было представить даже в самых диких фантазиях, но это происходило здесь, в этой душной комнате с облупившейся краской на стенах, где воздух был густым от запаха пота, табака, дешевого одеколона и сладковатой мази, смешанной с ее соками. Пол был усеян окурками, простыня под Наташей промокла от слюны, пота и выделений, прожектора жарили сверху, отбрасывая резкие тени на ее измученное тело. Ашот, схватив ее длинные шатеновые волосы своими грубыми, смуглыми лапами, намотал их на кулак, как поводья, и с силой насаживал голову Наташи на свой толстый хуй — багровая головка, блестящая от слюны и пота, входила в ее горло, растягивая нежные губы до предела, яйца — крупные, волосатые, влажные — шлепали по подбородку, оставляя липкие следы, смешанные с ее слезами и слюной. Наташа давилась, ее горло сжималось в спазмах, изо рта вырывались хриплые, заглушенные звуки, слюна текла рекой, капая на простыню, заливая ее грудь, стекая по ложбинке между сиськами, но Ашот не обращал внимания на ее рвотные спазмы, его глаза горели дикой похотью, грубый смех сливался с рычанием, а пот стекал с его лба, капая на ее лицо. Гена плюхнулся на кровать, ложась на спину, его длинный член — прямой, с розовой головкой, влажной от ее соков, с выпирающими венами — торчал вверх, яйца — гладкие, тяжелые, чуть блестящие от пота — легли на простыню, и он потянул Наташу на себя, вгоняя член в ее пизду, растягивая узкие стенки, которые обхватывали его, как перчатка, яйца бились о ее клитор, набухший до предела, дрожащий от каждого толчка, оставляя красные пятна на ее промежности. Он сжимал ее сиськи своими жилистыми, длинными руками, пальцы впивались в нежную кожу, оставляя багровые следы, тянул ее к себе, ее соски — темно-розовые, твердые, как маленькие гвозди — терлись о его волосатую грудь, усиливая ее стоны, которые вырывались из горла, заглушенного членом Ашота. Руслан стоял рядом, его крепкие, мозолистые лапы гладили ее ягодицы, ожидая своей очереди, затем он раздвинул их до боли, ногти впились в кожу, оставляя полукруглые следы, и начал усиленно долбить жопу — его короткий, но толстый хуй с багровой головкой, блестящей от мази и ее соков, вошел в анус с влажным, чавкающим звуком, яйца — тугие, подтянутые, покрытые редкими волосками — шлепали о пизду, усиливая ее крики, которые становились все громче, переходя в хриплый вой. Каждый трахал свое место с животной яростью, но в этот момент Ашот и Гена действовали вдвоем, пока Руслан подключился чуть позже, их движения были несогласованными, хаотичными, ее тело дрожало, как натянутая струна, кожа покрылась потом, волосы прилипли к лицу, сиськи болтались, соски терлись о простыню, оставляя влажные пятна, а пизда и анус блестели от соков и мази, которые стекали по ее бедрам, оставляя липкие дорожки.
Я сидел в углу на шатком стуле, коньяк гудел в голове, рюмка дрожала в руке, пальцы липли к стеклу от пота, и смотрел на это со стороны, чувствуя, как мой член стоит колом в штанах, как кровь стучит в висках, как внутри борются гнев, стыд и это проклятое возбуждение, которое я ненавидел, но не мог подавить. Наташа была моей — моей нежной, наивной Наташкой, которая утром целовала меня в щеку, а теперь ее трахали три чужака, их потные тела блестели под прожекторами, их грубые руки оставляли следы на ее коже, а я вдруг понял, что хочу к ним присоединиться, хочу почувствовать ее тело — горячее, истерзанное, дрожащее — под своими руками, хочу влиться в этот хаос, который разрушал все, что у нас было, но одновременно будил во мне что-то темное, животное. Так продолжалось минут семь, их потные тела двигались в безумном ритме, воздух стал густым от запаха секса, табачного дыма и ее соков, которые капали на простыню, оставляя темные пятна. Наташа кончила — второй оргазм накрыл ее, как волна, ее тело выгнулось дугой, пизда сжалась вокруг члена Гены, анус стиснул хуй Руслана, она закричала, ее голос был хриплым, надломленным, полный боли и кайфа, глаза закатились, слезы смешались с потом и слюной, грудь вздымалась, соски дрожали от напряжения, ее ноги судорожно сжались, пальцы вцепились в простыню, оставляя на ней рваные следы. Я смотрел на все это и вдруг понял, что сам не прочь поучаствовать в этой оргии. Так продолжалось минут семь, в зал вошел Жак и парни тут же высунули члены. Наташка обессиленная упала на Гене на грудь.
Гена грубо опрокинул мою жену на кровать, его длинный хуй — мокрый, с розовой головкой, блестящей от ее соков, с выпирающими венами — выскользнул из пизды с громким чавкающим звуком, оставив ее влагалище раскрытым, с каплями выделений, стекающих на простыню, которые блестели в свете прожекторов. Наташка осталась лежать, заплаканная, измученная, ее грудь тяжело вздымалась, соски — темно-розовые, твердые, как маленькие пики — торчали вверх, пизда блестела от соков, которые стекали по внутренней стороне бедер, анус пульсировал, красный от трения, с легким налетом мази, смешанной с ее выделениями. Жак подошел ближе, его маленькие глазки блестели от садистского удовольствия, он потер ладони, будто предвкушая новый акт: «Так, мальчики, девочку еще не замучили? Ложите ее на спину, чтобы голова была на весу, будем снимать глубокий минет». Парни схватили Наташу, как тряпичную куклу, их грубые руки оставляли новые следы на ее коже, развернули и уложили на спину, ее голова свесилась с края кровати, длинные волосы упали вниз, касаясь грязного пола, шея вытянулась, рот приоткрылся от слабости, слюна стекала по подбородку, смешиваясь с остатками спермы. Она затравленно смотрела то на Жака, то на меня, то на Ашота, ее глаза были полны ужаса, слезы текли по вискам, капая на пол, ее дыхание было прерывистым, как будто она задыхалась от стыда и боли. «Нет, пожалуйста, не надо, я не хочу», — лепетала она, ее голос был слабым, надломленным, почти шепотом, слова тонули в рыданиях, но ее никто не слушал — парни переглянулись, их лица расплылись в похотливых ухмылках, а Жак кивнул Ашоту: «Сунь ей член глубоко в горло, до упора, и оставайся в таком положении как можно дольше, только не переусердствуй, как в прошлый раз». Ашот подошел, его толстый хуй — багровый, с выпирающими венами, покрытый потом и слюной, яйца — крупные, волосатые, слегка влажные — уперся в ее губы, он грубо открыл ей рот своими пальцами, пахнущими табаком и мазью, и засунул член до упора, его яйца шмякнулись о нос моей жены, оставив липкий след, головка вошла в горло, растягивая его до предела. Наташа давилась, ее горло сжалось в спазмах, слюна текла рекой, заливая лицо, камера защелкала, фиксируя этот момент унижения.
«Хорошая девочка, умница, теперь для реалистичности мне нужно, чтобы было больше слюны, так что, Ашот, давай поработай»,